В то время, когда уже шли бои в Сербской Краине, шли бои в Боснии я неоднократно был в Югославии. Во время своих поездок встречался с Караджичем, и он читал мне свои восхитительные стихи. Я встречался с Младичем, и тот рассказал мне о ходе военных действий. Когда мы стояли с ним на горной дороге, мимо двигалась колонна сербских войск, и волонтёры, увидев своего командующего, поднимали вверх руки, сжатые в кулаки, салютовали о грядущих победах, в которых были уверены.
Встреча со Слободаном Милошевичем была уготована мне в третью мою поездку в Сербию, куда я приехал в дни бомбёжек в составе делегации Народно-патриотического союза России. Двигаясь по Сербии, мы видели разгромленный Нови-Сад, опрокинутые мосты. В Белграде на окраинах города уже начали рваться американские ракеты, взрывались аэродромы, военные учреждения, коммуникации, министерства – мы попали в дымящийся Белград.
Помимо меня в нашей группе, которая хотела встретиться со Слободаном Милошевичем, чтобы передать низкий поклон от русских патриотов, находился член президиума НПСР генерал-полковник Владислав Ачалов. Он, участник спецопераций, опытный десантник, привез в Сербию опыт русского спецназа. Был в составе делегации и сопредседатель НПСР Вячеслав Клыков — знаменитый русский скульптор, почетный гражданин города Нови Сад, где стоит памятник Сергию Радонежскому его работы. Приехавшие с нами казаки, возглавляемые атаманом Всевеликого войска донского Николаем Козициным, привезли с собой список из нескольких сотен донских волонтеров, готовых влиться в отряды регулярной сербской армии и встать заслоном на пути натовского вторжения. А мы, писатели, занимались своим литературным делом: набирали материал для своих произведений, встречались с людьми…
Была Пасха. Весь Белград был в белом цвету: цвели яблони, вишни, черешни. Ожидался крупный налёт американских крылатых ракет на мост через реку Сава, направленный на разрушение коммуникаций, соединявших две стороны города. И на мост выходили дети, старики, женщины, студенты, профессора. Они несли транспаранты, цветы, музыкальные инструменты, готовились в очередной раз стать живым щитом для городского моста. Шли, посылая в воздух, навстречу двигающейся в их направлении смерти, несокрушимые энергии отпора. Казалось, весь Белград вышел на этот мост, предложив американским лётчикам взрывать мост вместе с толпами народа. И вся наша делегация пошла на этот мост: и генерал-полковник, и Клыков, и казаки. Некоторые из них потом, оставшись волонтёрами, воевали. В тот цветущий пасхальный вечер над нами летели крылатые ракеты, рвались на городских окраинах. А мы обнимались, пели с сербами патриотические песни, никто не уходил, ждали удара, готовились к смерти и готовились к победе.
Иностранцы тогда говорили, что поскольку Белград бомбят, то президент Милошевич скрывается, таится от обстрелов, от покушений на себя, постоянно меняет место, не ночует в своей резиденции, его трудно отыскать. А когда я попросил Милошевича об аудиенции, она была мне предоставлена, и мы встретились не в подземном бункере, не в бомбоубежище… Наша встреча произошла в его резиденции, и её не прикрывали зенитки, она не была замаскирована. В зале приёмов в гостиной с красивыми золотыми стульями мы вели беседу. Сама резиденция утопала в цветущих деревьях, была окружена восхитительными весенними садами, и разговор проходил среди дуновений весеннего душистого белградского воздуха.
У Милошевича всегда, несмотря на годы, было очень свежее, я бы сказал, молодое, лицо. А здесь он был бледным, осунувшимся, на его щеках не осталоcь румянца, но он был спокоен, очень сосредоточен, приветлив, благорасположен, чрезвычайно внимателен и чуток ко всему тому, о чем шёл разговор. Он угощал крепкой ароматной сливовой водкой, и мы стоя выпили за славу Сербии, за взаимодействие двух великих славянских народов.
Наша незабываемая встреча проходила среди взрывов, которые раздавались на окраинах, но все ожидали, что вот-вот удар будет нанесён по телецентру.
И он сказал мне: «Да, у американцев несомненное превосходство в воздухе, они наносят нам поражение в воздушной войне. Наши ПВО не в состоянии предотвратить эти атаки. Воздушные армады врага прорываются в страну с неба. НАТО имеет превосходство в воздухе, сотни самолетов нападают на Сербию со всех направлений — с моря, с суши… НАТО использует самые передовые электронные технологии, новую тактику и новые типы агрессивных механизмов. Они бьют издалека, где их невозможно достать. Они стреляют в нас своими ракетами, сверхточными бомбами, а их пилоты даже не видят нас. Но это ещё не конец войны. Предстоит наземная операция. Во время этой операции НАТО должно подойти к нам на расстояние выстрела. Тогда мы их тронем, мы их достанем, тогда они потеряют очень много людей, наша сила в том, что мы сражаемся на своей территории с противником, который пришел к нам издалека. Американцы поймут, что такое сербы, воюющие за свою землю на своей земле».
Он говорил, что самая большая, самая свирепая в мире военная машина НАТО набросилась на Сербию. История повторяется. В Первую мировую войну сербы стали жертвой агрессии со стороны Австро-Венгрии. Во Вторую мировую войну напал Гитлер. И оба раза сербы сражались и победили. За последнее столетие в стране не было поколения, которое бы не сражалось, не проливало свою кровь за свободу Отечества. Он говорил, что причина агрессии и постоянных нападок в том, что страна занимает в Европе такое положение, что на эту стратегическую территорию на Балканах всегда зарится противник, здесь из столетия в столетие сталкиваются глобальные интересы мировых держав, идёт война за обладание этим местом. С сербами воюют, чтобы отнять у свободу и землю. Но они ценят свою Родину и свою свободу превыше всего.
Он говорил, что в сербском обществе много разных течений, партий и внутренних противоречий. Но когда на родину напал враг, общество слилось в единое целое: нет партий и движений, а есть народ, народная армия и война, в которой должны победить.
Я спросил его тогда, какой самый главный урок можно извлечь из этой трагической ситуации. И он сказал, что урок состоит в том, что каждый народ обязан защищать свою свободу. Свобода не достается даром, она завоевывается. За нее проливают кровь. “Новый мировой порядок”, созданный американцами, пытается подчинить себе весь мир. Идея мирового господства, которая когда-то гнездилась в древнем Риме, в Париже и Берлине, ныне поселилась в Вашингтоне. И надо твердо понимать, что у США нет другой задачи, кроме задачи закабаления всего мира. Но сербы не хотят быть подданными США, и нет такой цены, которую они не заплатят свою свободу.
Он говорил, что, отражая нашествие НАТО, сербы защищают не только себя, а право всех государств мира оставаться независимыми, что, сербы отвергают мир, в котором большинство стран и государств порабощены, что видят Сербию только как часть свободного и равноправного мира.
Я уехал от него, исполненный оптимизма, я думал, ожидал, что воздушная война- это не конец войны, а только её начало, последует возмездие, и сербы отстоят Косово, сербы отбросят американский экспедиционный корпус, который не умеет воевать на земле, который труслив, солдаты которого предпочитают бесконтактную войну в воздухе.
Но мои надежды не оправдались. К Милошевичу прилетел Черномырдин – спецпредставитель президента Ельцина по Югославии, Черномырдин, который через комиссию Черномырдин-Гор был в тесной связке с тогдашним американским вице-президентом Гором. У Черномырдина с Милошевичем состоялись переговоры. О чём конкретно на этих переговорах шла речь, я не знаю. Но очевидно, что Черномырдину удалось убедить Милошевича принять условия американцев, по-видимому, под самые разные гарантии. Возможно, под гарантии сохранения югославской государственности или ещё под какие-то. И наземная операция сербов так и не состоялась. Милошевич поверил Черномырдину, который сыграл роковую роль в судьбе Сербии и Милошевича, прекратил сопротивление. Чем это кончилось, мы знаем: пленением Милошевича, заточением его в Гаагскую тюрьму и медленным умерщвлением. А также это кончилось распадом Югославии и отторжением от Сербии Косово. Это был акт, по моему мнению, омерзительного российского вероломства и личного вероломства Черномырдина, человека, который принёс России много зла. В этом смысле он был олицетворением русского зла.
Милошевич, мне кажется, проявил наивную веру в то, что данные ему обещания будут выполнены, наверное, не мог поверить, что русские братья его так подло предадут.
Я его очень ценю. Я помню нашу встречу, проходившую в пасхальный день. Я помню его усталое печальное, с серо-синими глазами, лицо.