Первая моя встреча со Слободаном Милошевичем произошла 8 января 1993 года. Будучи руководителем Службы внешней разведки России, я по указанию президента Ельцина прилетел в Белград в тот самый день, когда на Женевской конференции была представлена резолюция Венса-Оуэна. Эта резолюция, по оценке Москвы, могла быть использована в интересах ликвидации напряженности и стабилизации ситуации в Боснии и Герцоговине. Мой югославский коллега сопроводил меня в резиденцию президента Сербии. Навстречу мне вышел скромно одетый человек с напряженным, и как это не звучит парадоксально, одновременно спокойным выражением лица. После обычных приветствий перешли к разговору, ради которого я и прилетел в Белград. Должен сказать, что все мои опасения по поводу того, что не найду ту необходимую нить, которая свяжет меня с собеседником, остались далеко позади.
Сразу же стало ясно, что Милошевич настроен, нацелен на откровенный обмен мнениями. В своих замечаниях, утверждениях он показал не просто феноменальное знание обстановки, не только отсутствие упертости, упрямства, которая столь часто приписывались этому государственному деятелю, но и откровенную открытость и чувство большой ответственности за происходящее. Вот отрывки из сказанного Милошевичем: стабилизация в Боснии необходима для стабильного положения в Сербии – я это хорошо понимаю; отсутствие мирного решения в Боснии может привести не только к внешней, но и внутренней угрозе для Сербии через усиление крайне националистических элементов. На мой прямой вопрос – можно ли считать, что Милошевич вынашивает планы «Великой Сербии», он ответил: это можно осуществить только через море крови, на что я не пойду.
Милошевич принял совет Москвы – поехать в Женеву и принять участие в работе конференции. Это имело решающее значение для ее успеха на том этапе: гражданская война в БиГ, подпитываемая извне, пошла на убыль и в конце-концов прекратилась. Но не покривлю против правды – он принял совет ехать в Женеву не сразу. Сначала сказал: как я поеду туда – Вы разве не знаете, какую антисербскую кампанию ведут западные средства массовой информации? Да и нужно учитывать, что делегация Республики Сербской выступает против резолюции Венса-Оуэна.
– Именно по всему этому, Вам и нужно ехать в Женеву, – ответил я.
После раздумий Милошевич согласился, и нужно сказать, что, приняв решение, шел прямой дорогой без всяких зигзагов. Это, очевидно, тоже черта его характера.
Многие, я уверен, мягко говоря, необъективно оценивают роль Слободана Милошевича в событиях и в БиГ и в Косово. Известно, что точка в политическом урегулировании в Боснии и Герцоговине была поставлена соглашением, подписанным в Дейтоне. Готов привести свой разговор с государственным секретарем США Мадлен Олбрайт, который состоялся уже тогда, когда я стал министром иностранных дел России. Я прямо спросил ее: «Думаете ли Вы, что успех в Дейтоне мог бы состояться, если бы не роль Милошевича?». Она мне ответила так же прямо: «Да, без Милошевича позитивного результата достичь бы не удалось».
Мне довелось много раз встречаться со Слободаном Милошевичем – и в Белграде, и в Москве, и в Гааге, где я выступал свидетелем защиты на заседании Международного трибунала. Не буду подробно говорить обо всех этих встречах, но о некоторых все-таки расскажу, тем более, что они имели прямое отношение к позиции С.Милошевича в отношении Косово. Эта позиция тоже подвергается часто искажению или, во всяком случае, представляется в черно-белых красках. А она была намного сложнее.
Но сначала небольшое отступление. Участвуя в Контактной группе, Россия делала все от нее зависящее, чтобы сохранить Косово в составе Сербии. При этом упор делался на поиски политического решения. Мы понимали трудности Сербии, которая по вопросу о Косово находилась под прямым давлением США и других западных держав, и может быть не во всем в то время ей удалось преодолеть негибкость своей позиции. Но могу засвидетельствовать, что Слободан Милошевич склонялся к позитивным компромиссным мерам, которые были сорваны варварскими, в обход Совета Безопасности ООН, бомбардировками Югославии.
Вернемся к Косово. Обострение положения там можно было ожидать. Я думаю, что ошибкой был отказ от широкой автономии Косово. По сути установилось двоевластие в этой части Сербии. Активизировалась Армия освобождения Косово, получавшая серьезную подпитку из соседней Албании. Начались кровавые столкновения.
В этой связи вспоминаю свою встречу с С.Милошевичем 17 марта 1998 года, во время которой мы обговаривали пути нормализации в Косово. В принципе я был доволен результатами этой встречи, потому что на следующий день Милутинович сделал заявление о том, что Сербия готова начать переговоры с политическим руководством албанцев в Косово – с Руговой. Это был главный момент нашей беседы с Милошевичем. То, что сделал заявление господин Милутинович, а не он, я сначала не понял, а потом осознал, что, очевидно, за этим стоит стремление подчеркнуть, что «визави» Косово является Сербия. Тогда Милутинович уже был президентом Сербии, и Милошевич стал президентом Югославии.
Напряженность в Косово начала спадать. В Приштине приступили к переговорам с Руговой. Но через неделю произошли события, которые сорвали переговоры. Инициатором этих событий была Армия освобождения Косово, которая перерезала тогда магистральную линию, соединяющую Косово с Сербией, и также, прорвавшись в пограничные районы Косово с Албанией, установила контроль над этими районами. В ответ на эти действия были активизированы сербские вооруженные силы и начались столкновения, которые привели ко многим жертвам, в том числе и среди мирного населения. В таких условиях переговоры оказались прерванными.
В июне 1998 года президент Ельцин пригласил С.Милошевича в Москву. В переговорах принял участие и я, будучи премьер-министром России. Было принято очень важное Совместное заявление, текст которого, по сути, готовили Милошевич и я. Совместное заявление включало несколько моментов принципиального характера: о готовности вернуть беженцев, о готовности сотрудничать с Управлением Высшего комиссара по делам беженцев и с Международным Красным Крестом, о возможности посещения Косова международными организациями, о намерении начать переговоры, в которых участвовали бы с сербской стороны – сербская часть населения Косово (плюс Белград), а с албанской стороны – Ругова.
У нас несколько застопорилось положение по выводу югославского спецназа из Косова. Милошевич объяснял невозможность такой односторонней меры тем, что если это произойдет, то начнется бегство сербского населения из Косово и геноцид против сербов. Но он обусловил (и это было записано в совместном заявлении) обязательство по выводу войск по мере прекращения террористической активности со стороны армии освобождения Косово. Определенная корреляция предусматривалась между двумя процессами – прекращением террористической активности со стороны ОАК и выводом частей югославской армии с территории Косово в места их прежней дислокации.
Следующая встреча с С.Милошевичем произошла уже в момент бомбардировок Югославии. Я прибыл в Белград после телефонного разговора с президентом Франции Жаком Шираком, который просил меня поговорить с президентом Югославии, чтобы тот сделал «какой-то шаг», после чего, по словам Ширака, бомбардировки будут прекращены. Ширак был явно на стороне противников акции НАТО, но, очевидно, опасался сказать об этом открыто. Читатель знает о позиции России – я отказался совершить визит в США и развернул свой самолет над Атлантикой, мы безоговорочно осудили бомбардировки, требовали их немедленного прекращения и решили использовать для этого предлагаемый Шираком югославский «жест». Милошевич был внешне спокоен, хотя на его лице проступало и серьезное напряжение. Разговор шел в течение нескольких часов. Слободан сказал мне: «Я готов и сделаю такой «жест», но не думаю, что он будет принят американцами, которые стоят за решением о бомбардировках». Так и получилось. Как только мой самолет поднялся в воздух, на белградский аэродром обрушились бомбы. Хотя в Заявлении, которое было опубликовано в Белграде, говорилось о многом позитивном что могло лечь в основу нормализации в Косово, бомбардировки продолжались.
И, наконец, последняя встреча в Гааге, куда по призыву Слободана Милошевича я приехал и выступил в качестве свидетеля защиты. Перед выступлением на заседании трибунала у меня была долгая встреча со Слободаном. Еще раз почувствовал насколько этот человек был мужественным, волевым, умным…
«…После прихода к власти в Вашингтоне демократической администрации все более контрастно проявлялась линия, направленная на то, чтобы ослабить Сербию, не дать укрепиться ей и, возможно, закончить процесс полной дезинтеграции Югославии.
Дело в том, что при пришедших к власти в Белый дом демократах сложилось идеологическое неприятие господина Милошевича. И к этому, как мне представляется, добавилось их негативное отношение к тому, что Милошевич пытался воспрепятствовать распаду Югославии, а это не входило в геополитические планы Соединенных Штатов».
(Из свидетельских показаний Примакова Евгения Максимовича 30 ноября 2004 года в Гаагском трибунале)